Давайте попробуем представить себе Ярославль прежних веков. Время тогда текло медленнее, чем нынче, быт менялся слабо: жили, как и сто, и двести лет назад.
Дома были, естественно, деревянными, среди крестьянских курных изб изредка возвышались хоромы людей зажиточных, кое-где стояли прекрасные церкви - тоже, в основном, бревенчатые.
Подробное описание еще более ранних жилищ наших предков содержится в книге А.В. Бородкина "Подземелья средневекового Ярославля". Вот несколько выдержек.
Ярославские землянки и полуземлянки существовали, говорит этот автор, на территории приблизительно от нынешнего пр. Ленина и отдельных заречных районов до Стрелки.
Полуземлянка была частично углублена в землю, у землянки над поверхностью возвышалась только крыша. Стены жилища закрывались досками или плахами, которые закреплялись столбами. Входили в жилище, естественно, по спускавшимся внутрь ступенькам. В XII - XIII веках в вырытую яму опускали сруб. Пол в таком доме был земляной или досчатый. В последнем случае между полом и землей было пространство - "подполье" для хозяйственных нужд. Встречались и двухэтажные постройки. В таком случае первый этаж служил подклетом, а второй жильем и выглядел уже более-менее как современная изба.
Был еще один тип жилища рядовых горожан - "клети в городнях" городского вала. Дело в том, что городской вал представлял собой деревянно-земляное укрепление. Земляной вал закрывался срубом - "городней", в котором и устраивалось жилье- небольшое, безоконное, с земляным полом, но с печью и хозяйственным помещением. Потолком служила верхняя боевая площадка стены. Иногда такие жилища располагались в два ряда.
Рядом с жилищем ярославцев существовали хозяйственные постройки-устроения: "клеть" для различного имущества, хлев, "зольники", чаны для дубления кож, гончарные и металлургические горны, мастерские, овин, гумно, баня "мовница", сад.
Шли столетия, жилища потихоньку менялись - все-таки в лучшую сторону. Теперь дом состоятельного горожанина был окружен высоким забором с воротами, у богатого купца у ворот была сторожка, а сторожу помогал пес в конуре. Правда, фасад дома на улицу не выходил, и вся улица состояла из глухих заборов и ворот, заборов и ворот.
Даже позже, когда ворота могли строиться из кованого чугуна, зрелище такой улицы было очень неприглядным, даже если на минуту забыть о непролазной грязи. Хотя как такое забудешь? Тротуары еще могли быть деревянными, но сами кривые извилистые улочки не мостили, и перейти их в сырое время года было проблемой: до изобретения резиновых сапог было еще ох как далеко. К тому же и об уличном освещении тоже еще никто не слышал. В темное время выходить на улицу не стоило: если не завязнешь, так лихие люди ограбят, а то и убьют и в ближнее болото бросят.
А когда грязи не было? Тогда была страшная пыль, которая мешалась со зловонием, исходившим от свалок, повсюду валявшихся дохлых животных, "обжорных рядов" с их тухлятиной, а также миазмов от различных клеевых, кожевенных, сальных и прочих мастерских и заводиков. Удивительно ли, что город часто посещали страшные эпидемии?
Но подойдем к дому какого-нибудь боярина или купца. Это не так и просто: дом окружен избами прислуги, сзади огород и мыльня, тут и скотный двор. Сами хоромы могли быть двухэтажными с подклетом и теремом. В тереме жили женщины и дети. Женщинам в богатых домах работать не полагалось и, надо думать, скучали они отчаянно: на улицу выходили разве что в церковь или в гости и обязательно под строгим присмотром мужей и родственников. Не слишком послушных поколачивали. Вот и у А.А. Ахматовой:
Муж стегал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Когда у хозяина такого дома увеличивалась семья, к дому могли делаться пристройки: одна, потом еще и еще, без особой системы и оглядки на красоту. В результате жилище такого ярославца могло выглядеть довольно причудливо.
Одна комната в доме была парадной, нежилой, она служила для приема гостей и была, естественно, просторнее и чище прочих. Это была горница или, как ее теперь называют у нас, "зала".
Стекла долгое время были большой редкостью и, соответственно, не всем доступными. Часто роль стекла в окнах выполняла слюда. Народ победнее обходился бычьим пузырем. Невидимыми, осторожно обойдем хрипло лающего пса и зайдем в хоромы. Просторно и чисто. В положенном месте висят образа. В глаза бросается большая изразцовая печь. Иногда каждый изразец - подлинное произведение искусства. По стенам лавки и скамейки, позже появляются и стулья. Под потолком - полати, на которых удобно и тепло лежать и на которых сушится лук.
В "красном углу" любого дома, хоть боярских хором, хоть бедняцкой избы висят и на особой полочке стоят иконы. Святое место. Знаете выражение "Хоть святых выноси" ? - это про иконы, их первыми выносят при пожаре, за ними хранят деньги и прочие ценности, ими благословляют молодых и кладут в гроб покойнику.
В доэлектрические времена и до прихода керосиновых ламп наши предки предпочитали с наступлением темноты ложиться спать, но пользовались и лучиной, и масляными светильниками. Те, что побогаче, сидели со свечами.
Присядем за обеденный стол вместе с гостеприимными хозяевами. Поесть наши ярославцы любили и делали это степенно и истово. Прямо как у Пушкина:
Не скоро ели предки наши,
Не скоро двигались кругом
Ковши, серебряные чаши
С кипящим пивом и вином.
Они веселье в сердце лили,
Шипела пена по краям,
Их важно чашники носили
И низко кланялись гостям.
Кстати, одним медом, то есть напитком на меду, дело, понятно, не ограничивалось. Пили пиво, всевозможные настойки и водку. Пили и привозные, заморские вина. Посуда была глиняная или деревянная, а то и серебряная.
Основными блюдами были, естественно, супы и каши. Ярославские супы мало отличались от всероссийских, это были, прежде всего, щи и уха. Последняя в волжском городе, конечно же, была, так сказать, королевой супов.
Для любителей сладкого будет интересно прочесть главу "Сладости ярославской кухни" из книги А.В. Бородкина "Быт и нравы ярославцев". Из нее мы узнаем, что наши предки не меньше нашего любили сласти, особенно всевозможные пряники, некоторые из которых надо было готовить несколько суток. Среди других лакомств автор называет "калужское тесто" молотые сухари специально выпеченного хлеба, заваренные на сиропе с добавлением специй, "левишники" протертая сушеная брусника, черешня, вишня или земляника, "мазни" растертая в муку сушеная редька, сваренная с медом и специями, "пастила" из антоновских яблок, а также различных ягод.
Что носили наши предки, в чем щеголяли? Крестьянская мода и вовсе практически не менялась столетиями, и какой-нибудь зипун или кафтан передавался от отца к сыну и дальше, пока не превращался уж совсем в тряпье. Зимой, естественно. ходили в шубах. На картинах известного художника А.П. Рябушкина вы, вероятно, видели его любимых средневековых персонажей в длинных рубахах и бархатных кафтанах, в сафьяновых сапогах и высоких меховых шапках, а также длиннокосых нарумяняных девиц в скрывающих всю фигуру одеждах без рукавов или с длинными, едва ли не до полу, рукавами. Белились, сурмились и румянились эти девицы без всякой меры, так что лица напоминали маски. Но ведь белила, как известно, очень портят кожу, так что без белил, надо думать, иные девушки выглядели и вовсе не слишком привлекательно. У тех, что попроще, румянами служила свежеразрезанная свекла..
Основной тип одежды был - очень простого покроя рубаха, покороче у бедняков, длинная - у тех, кто побогаче. Вышитый орнамент не был просто украшением, это был, скорее всего, оберег. Штаны состояли из двух частей - "гачи" - это верх и "ноговицы" - собственно штанины. Вплоть до XVIII века сарафан был мужской одеждой: он восходит к длинным восточным одеяниям, которые мы можем видеть и сегодня. Выражение "распоясаться" восходит к обычаю не выходить на люди, не подпоясавшись, пояс был абсолютно обязательной деталью одежды. Снимали его только перед казнью.
Описывать все виды одежды прошлых веков здесь нет никакой возможности. Многие названия современному ярославцу совершенно незнакомы. Вот только несколько названий одежды XIV - XVIII веков из книги И.Ф. Барщевского. Мужская одежда: сорочка, азям, кафтан, чуга, ферязь, охабень, однорядка, зипун, терлик, горлатная шапка; женская одежда: сарафан, летник, опашень, телогрей и т.д.
Н.В. Дутов собрал из разных источников интересные факты касательно одежды ярославцев. За особую опрятность, сообщает он, их называли "ярославцы-белотелы". Были наши предки и франтоваты:
"Парни даже в жару на праздник надевают спинжак, жилет при часах, толстое драповое пальто, драповый картуз, в который для шику иногда втыкается цветная булавка, панталоны непременно навыпуск, сапоги в резиновых галошах или в кожаных со скрипом, в руках зонтик. Такие импровизированные европейцы во время дождя снимают не только калоши, чтобы их не испачкать, но и сапоги, а зонтик прячут, чтобы его не замочило...Девки и молодцы также рядятся, носят бурнусы, дипломаты, барежевые и шелковые платья в обтяжку, что вовсе не идет им; бывает, что даже в холодную погоду они носят соломенные и шелковые шляпки". "Барежевые ткани" предназначались только для женских одеяний.
Екатерина Вторая после посещения Ярославля записала фразу, которую как-то неловко и воспроизводить:
"Ярославки ликом хороши, а тальею и одеянием на обезьян похожи"...
Очевидно, матушку императрицу шокировала дородность ярославен.
В утешение стоит добавить, что еще один путешественник - на этот раз николаевских времен - маркиз де Кюстин, этот брюзгливый и брезгливый ругатель, посетивший Ярославль, прекращает брань в адрес России исключительно для того, чтобы отметить красоту ярославцев обоего пола:
"Я любовался их тонкими лицами и благородными чертами. Повторяю уже в который раз: если не считать женщин калмыцкой расы, горбоносых и скуластых, русские чрезвычайно красивы".
Далее, все в той же главе, посвященной Ярославлю, де Кюстин пишет в том же духе:
"Самое обыкновенное состояние духа в этой стране - печаль, скрытая под иронией; особенно в салонах, ибо там более, чем где-либо приходится таить свою грусть; отсюда саркастично-язвительный тон, ради которого насилуют себя и говорящие, и слушающие. Простонародье топит свою тоску в молчаливом пьянстве, а знать --в пьянстве шумливом. Так один и тот же порок принимает разные формы у раба и господина. У господ есть еще и другое средство от тоски - честолюбие, опьянение духа. Вообще же в народе этом, во всех его классах, царит некая врожденная грация, природная утонченность: изначальное преимущество, которого не отняли у него ни варварство. ни цивилизация - даже та, в которую он рядится".
А что касается склонности ярославцев к зеленому змию как утешительному средству, то вряд ли они сильно отличались в этом плане от костромичей или псковитян. Помните русскую народную песню с таким припевом: "Пей, брат ты, молодец, ты же не девица, пей, тоска пройдет"? Описывая быт ярославцев XVIII века, историк А.Р. Хаиров пишет:
"Перемены, происходившие в XVIII столетии в России, затронули жизнь и быт ярославцев. В начале века контраст богатства и нищеты в Ярославле был остро ощутим. Целовальники старались пополнить казну "пьяными" деньгами, поэтому к уличной грязи прибавлялись гомон и брань любителей вина и водки"
Вам этот пассаж касательно пополнения казны за счет продажи алкоголя ничего не напоминает?
Насчет контраста богатства и нищеты. Вот выдержка из описи пожитков трех рабочих Ярославской Большой Мануфактуры. По пьяному делу эти молодцы занялись грабежом и были пойманы. Их имущество следовало описать и отдать сотским. А в чем это имущество состояло?
"Василия Аксенова: вначале - образ Толгския Богоматери, венец и оклад медный, другой - Вознесения Господня, без окладу; одежного: кафтан суконный серонемецкий поношеный, шуба овчинная поношена; жены оного Аксенова сарафан крашенинный, войлок коровий обшит холстиною, зголовье - перяное, на нем наволока набойчатая синяя; две подушки маленькие перяные ж; одеяло овчинное, обшито холстиною, ветхое; женские рукава новинные поношеные и с заплатами; зеркало небольшое новое, да коробка небольшая с пробоями железными и замком висячим, а сверх сего еще оного Аксенова, кроме имеющейся на них и на жене его носильной одежды, ничего не оказалось
Дмитрия Крашенинникова: образ медный Казанской Богородицы; одежи: кафтан смурный поношенный, да еще на нем шуба овчинная, а сверх сего принадлежащей ему одежи еще никакой не оказалось.
Михаила Прокопьева: образ Николая Чудотворца без окладу, а одежного у него Прокофьева и с женой его, кроме что имеется на них носильная одежа, ничего не оказалось".
Ну, разумеется, не все же так жили. Крепостным работным людям приходилось особенно худо. Но были и такие, кто жил несравненно лучше.
К.Д. Головщиков цитирует прелюбопытнейший документ конца XVIII века, который стоит того, чтобы привести его здесь целиком. Речь идет о некой "записке", опубликованной в "Ярославских губернских ведомостях" в 1850 году.
"Молодых ярославских женщин автор этой записки описывает "сухопарыми, с плоскими и малыми грудями", добавляя к этому, что "для щегольства и приятного вида они подкладывали под свои полушубки и телогрейки, стеганые на пуху или на вате подушечки". Наряд богатых женщин был - парчовые, штофные и др. шелковых материй сарафаны, обложенные по краям золотым и серебряным галуном, с вызолоченными до 17 пуговицами посредине; менее состоятельные женщины обтягивали пуговицы красным кумачом. Кокошники доходили стоимостью до 1000 р. Этот убор привязывался на затылке к верху почти перпендикулярно, оставляя всю переднюю часть головы открытою. Женщины и девицы, все без исключения, кроме старух, "очень много белились; румяна же употребляли мало".
В какие-либо публичные собрания купечество появлялось весьма редко, устраивая между собой пиршества только в именины, свадьбы, поминки и приходские годовые праздники. Когда все приглашенные соберутся, читаем в этой записке, "хозяин усаживал за стол мужчин, а хозяйка - женщин", вполне наблюдая при этом местничество. определяемое в этом случае и родством, и положением мужей, и богатством и т.п. При этом "перекорам и отговоркам со стороны гостей конца не было", так что если собрание было многолюдно, то усаживание продолжалось с час и более. Число блюд за столом доходило до 14. Виноградные вина употреблялись очень мало; пили же "водки, наливки и пиво; пили и женщины, но под видом кваса". Пилось вообще тогда очень много, но за столом царствовала полная тишина и безмолвие.
После многих кушаньев подавался непременно жареный гусь. перед которым каждый из гостей обязан был выпить от 3 до 5 сосудов какого-либо напитка. Стол заканчивался всегда богатым сладким короваем с изюмом, за которым напитки всем гостям подносила сама хозяйка.
Выйдя затем на несколько минут из-за стола, чтоб дать только время убрать кушанья и приборы, гости снова усаживались за тот же стол, но уже уставленный разными сухими фруктами и вареньями.
Немного спустя к хозяину обращался обыкновенно старший из гостей со словами "хозяин, укажи дорожку". После этого хозяин и хозяйка, поклонясь друг другу, начинали целоваться, целовали затем хозяйку и все гости - мужчины, каждый по стольку раз, сколько поцелуев получила она от своего мужа, и при этом она подносила всем по рюмке какого-либо напитка. Затем выходил из-за стола старший гость со своей женой, раскланивался с ней, целовал ее и отпускал в круговой обход со всеми гостями мужчинами.
За этой четой выходили поочередно все прочие пары гостей, повторяя в том же порядке действие предшествовавших супругов; причем каждая гостья, по примеру хозяйки, подносила, при поцелуе, по рюмке какого-либо напитка.
По окончании этого обряда подавался чай и пунш. В это время женщины выходили большей частью в другие комнаты, где хозяйка и угощала их вином. Это скрытое, но известное всем действие называлось "заверняйкой".
Затем в разгаре общего веселья начиналось пение; сначала тянули обыкновенно одни мужчины разные стихиры, к ним подставали женщины, и пение заканчивалось русскими песнями. Пиршество продолжалось обычно всю ночь, и гости отправлялись по домам уже на рассвете, а некоторые тут же оставались и ночевать".
А вот музыки, по-видимому, было мало или вовсе не было: игра на балалайках, гуслях, волынках, бубнах и прочем долгое время приравнивалась к греховным соблазнам, все эти инструменты предписывалось уничтожать.
Из приведенного выше отрывка видно, что ярославцы и в прошлые века любили "принять на грудь". Вот еще один отрывок - на этот раз из книги Л.Н. Трефолева "Ярославль в царствование Елизаветы Петровны":
"Страдая от кляузников, терпя невзгоду от властей гражданских и военных, от духовенства, суда и полиции. - ярославцы того времени, само собою разумеется, нуждались в какой-нибудь радости и забвении и...находили его в вине. Пьянствовали все: мужчины, женщины, дети. Пили люди подначальные и люди именитые, власть имущие; пили у себя дома, пили и на общественных собраниях, приходя туда мертвецки пьяные и, вместо спокойного обсуждения дел, "лаяли друг на друга неподобно". Так однажды, в марте 1756 года, происходило городское собрание. И вот "на оном собрании купец Матвей Броунов обругал Кириллу Фатьянова сквернословно и многократно; а третий купец, Григорий Лбовский, якобы во унимание оного Броунова, сквернословными же словами говорил ему, чтобы он перестал". Магистрат "воспрещал сии случаи, не принадлежащие до гражданского согласия"; но это запрещение, понятно, было гласом вопиющего в пустыне. Да и в кругу самих магистратских чинов не было ладу: члены позорили непотребно один другого, обзывали ворами, и взяточниками, а магистратские приказные заносили в журнал все бранные слова, радуясь, что с обидчика и сквернословца можно поживиться изрядно. Те же приказные внесли в сию официальную летопись следующие известие, несомненно подтверждающее все. что сказано выше об ярославцах того времени: "Многие из ярославских посадских людей едва не завсегда находятся в пьянствах".
В. Толбин пишет:
"Нет буйнее и беспокойнее людей, как ярославцы пьяные, и пословица: пьяным море по колено - непременно, кажется, должна была выехать в Русь именно из одного только Ярославля. Ярославцы в пьяном виде бывают людьми чисто западными, не признающими никаких общественных условий, хотя ярославцы народ смирный и в трезвом состоянии все переносящий со стоическим хладнокровием, особливо, когда дело касается личных выгод".
В книге А.В. Бородкина "Быт и нравы ярославцев" большая глава посвящена ярославским питейным заведениям. Первые кабаки появились в Ярославле, говорит автор, еще при Иване IV. Предназначались они исключительно для того, чтобы выпить, но не закусить: так посетители быстрее напивались и тратили последние копейки. Как и сейчас, водка была серьезным средством дохода государства. В качестве особой награды за заслуги перед отечеством вам могли предложить в собственность какой-нибудь кабак. В 1645 году боярин Львов был пожалован "кабаком на ярославском посаде". Надо полагать, торговля водкой была исключительно выгодным занятием. Как, впрочем, и в настоящее время...
В конце XIX века Ярославская губерния была на пятом месте по пьянству. Больше пили только в Санкт-Петербургской, Московской, Архангельской и Тульской губерниях.
Впрочем, ярославцы с большим удовольствием пили не только водку, но и "гоняли чаи", за что заслужили прозвище "ярославские водохлебы".